— Уходи! — крикнул Умка.
— Ты обезумел? Ты помнишь Этенев, мою невесту? Помнишь меня? Я Омрын, твой брат, Омрын!
Умка не слушал, он хотел, чтобы весь мир страдал вместе с ним.
— Никто кроме тебя мне не поможет! — взмолился Омрын.
— Ты сам навлек на нас беду, — прорычал Умка. — Ты во всем виноват.
Лицо Омрына исказилось от ненависти. Он выпустил руку брата, и побежал обратно к горящей яранге. Умка устало вздохнул. Мокрые руки задубели на ветру, но он не спешил обогреть их. Безразличный ко всему, он наблюдал за тем, как поднимаются к серому небу столбы дыма.
Старик хотел проснуться, но мучительный кошмар держал крепко. Инира разглядывала спящего великана. Силач был совершенно беззащитен. Сначала она подумала, что Умка притворялся, но сколько девушка ни ходила вокруг спящего мужчины — тот не подавал виду, что чувствует ее присутствие. Наконец Инира решилась. Она двумя руками подняла большой котел и занесла его над головой старика. В этот момент Умка приоткрыл глаза и зевнул:
— Хочешь убить меня? — спросил он.
Девушка замерла, не смея пошевелиться.
— Бей, — лениво проговорил Умка сквозь сон. — Я устал, мне лень вставать. Бей, пока можешь…
Он равнодушно повернулся на бок. От тяжелого котелка у Иниры занемели руки. Инуитка выдохнула и поставила посудину на место. Когда старик окончательно проснулся, протер слезящиеся глаза и посмотрел на девушку, она невесело улыбнулась ему:
— Хочешь убить меня? — передразнила Инира.
— Хочу, — признал Умка. — Так было бы правильно.
— Чего ждешь?
— Твоя смерть расстроит лисенка, — проворчал он. — А может, я не хочу идти против воли богов, которые свели нас вместе. Может, богов и нет вовсе…
Он встал и подбросил хвороста в огонь.
— Я слишком много видел, чтобы просто верить. — Старик помолчал. — Нет, я не верю. Я боюсь.
— Разве настоящие люди боятся?
Умка ухмыльнулся.
— А разве кто-то, кроме них, ненавидит, любит и боится по-настоящему? Должно же быть что-то, кроме одежды и копья, что отличало бы нас от животных?..
Инира замолчала. Она не знала, что ответить.
***
Оказавшись в привычном одиночестве, Элгар быстро успокоился и попытался понять причину своего гнева. Умка не хотел оскорбить или наказать его, он считал, что предлагает лучшее будущее для воспитанника и по-своему был прав. Ни одно племя не примет Элгара иначе как шамана. Только человек, говорящий с кэле может позволить себе отличаться от других. Но сама мысль о том, чтобы бросить землянку на берегу моря и перебраться в шумное селение Улык казалась Элгару невозможной. Что связывало его с домом? Знакомый морской берег? Умка? Инира?.. Юноша не знал ответа. Ему хотелось побыть в одиночестве и обдумать предстоящий выбор.
Когда нарты взобрались на вершину последнего пологого холма в гряде, отделяющей побережье от тундры, Элгар увидел совершенно необычное зрелище: огромное стадо оленей, медленно движущееся как цельный многоногий, многоголовый организм. Такое единство и порядок поддерживали пастухи-чавчу. Они шли за стадом с длинными посохами в руках. Умка рассказывал, что с помощью таких палок чавчу умели очень быстро бегать, совершая частые короткие прыжки. Завидев остановившиеся на вершине холма нарты, один из оленеводов закричал:
— Эй. Не приближайся! Твои собаки стадо спугнут!
— Не спугнут! — крикнул в ответ Элгар. — Они у меня тихие.
Оленеводы начали негромко о чем-то спорить. Их вожак отмахнулся от возражений товарищей и направился навстречу нартам Элгара. Когда человек приблизился, юноша узнал его. Это был один из участников похода против инук.
— Пришел, — поздоровался чавчу, — ты сын великана Умки, меткий стрелок.
Элгар хотел возразить, что Умка не приходится ему родней, но вовремя сдержался. Для оленеводов кровное родство имело огромное значение. Их стойбища были разбросаны по громадной территории, где только хорошие отношения с соседями и их семьями могли облегчить долгие путешествия.
— Помню тебя, — осторожно кивнул Элгар.
— Напугал ты нас на острове, — улыбнулся кочевник. — Только я не верю, что ты кэля. Видел, как ты к горячей крови прикасался. А в ссоре другие чавчу сами виноваты. Ваша пленница — над ней ваше право. Что с ней случилось-то? Жива еще?
— Жива.
Оленевод улыбнулся и покивал.
— Я Гиву, со мной Мэмыл, Танат, Коравье, Кляу…
— Кляу? — Элгар вспомнил морехода из Улык.
— Не тот Кляу, другой, — объяснил Гиву. — Скажи, далеко мы на север забрались?
— Далеко, скоро подойдете к проклятой земле, — предупредил оленеводов Элгар.
— Како! — испугался чавчу. — А ты, Мэмыл, говорил еще далеко до мертвого стойбища. Сейчас отдохнем и будем поворачивать. Посидишь с нами, сын Умки?
— Посижу, — согласился Элгар.
Мужчины расположились на больших гладких камнях, которые во множестве были разбросаны по склону холма. Костер решили не разводить, несмотря на неожиданный снегопад, было по-летнему тепло, и в воздухе носилась мошкара, создавая странное сочетание с белыми снежниками. Кочевники угостили Элгара свежими хрящами оленьих рогов, такого блюда юноша еще никогда не пробовал.